Он просто устал.
Последний час они провели, катаясь по городу на чужой тачке, потом сделали крюк через промзону, потому что часа два назад Гэб засёк слежку, и... нет, перестрелки не случилось, не пришлось активно использовать способности, чтобы сбежать, уйти от преследования. Но это всё выматывало. Ощущение нависшей опасности, отчуждённость родного города, игра в прятки, которая, казалось, идёт уже целую вечность.
До дома, чей цокольный этаж служил им жилищем последний месяц, оставалось всего-то ничего. Питер не чувствовал, что идёт домой, но там можно хотя бы быть собой в прямом смысле этого слова. Бесконечная маскировка утомляет, но без неё никак. Минимальные удобства - черт с ними, никакой кухни - черт с ним, главное, что нет насекомых и мыши исключительно тихие.
- Это когда-нибудь закончится. - без особой надежды спросил у пространства Питер, делая шаг с пешеходной части на однополосную дорогу переулка.
Кроме усталости он не ощущал практически ничего, и не видел ничего, кроме двора, скрывающего крутую лестницу в подвал.

Питер и правда не заметил машины. Он всё больше смотрел вверх, на небо. Может быть, на облака, а может быть, всё ещё ожидая, что когда-нибудь увидит там брата.
Габриэль рванул назад, за руку, Питер ощутил на лице порыв ветра, а машина даже не остановилась, чтобы выпустить водителя, которому полагалось бы заорать "Жить надоело?!". Вот ещё.
Питер перевёл неверящий взгляд на Габриэля, не понимая ещё причин, по которым тот отчитывает его. Точнее, как, причины понятны - испугался, разозлился, стресс. Но. Габриэль?
Оставшиеся несколько шагов до лестницы его буквально протащили за рукав, будто он был ребёнком или собирался вырываться.
"Что бы я делал без тебя?"
"...был бы собой. Был бы Нейтаном Петрелли". А потом брат сказал - "А кто тебе сказал, что я такой, не благодаря тебе?". Это было вечность назад. Питер хранил в памяти этот разговор, драгоценное воспоминание, одно из многих...и всё равно их недоставало, этих воспоминаний. Недоставало и в то же время они причиняли боль, особенно - когда вот так.
Когда Сайлар говорил словами брата, и смотрел его взглядом, и... не-вы-но-си-мо.
Бесполезно злиться на Габриэля - он не управляет этим, во всяком случае говорит, что не управляет. Говорит, что ему это нравится не больше, чем Питеру. Что хотел бы быть собой, хотел бы не путаться. Питер хотел бы верить, но иногда ему казалось, что это какой-то адский план - свести его с ума постоянно колющей в сердце иглой.
- Это сказал Нейтан. - Со злостью сказал Питер. Но злость не та, после которой бьют лицо, а та, после которой прыгают с крыши. - После того, как Клэр вытащила осколок стекла из моей головы, а он уже думал, что я умер.
Питер не стал напоминать, кто засадил этот осколок ему в голову. Сайлар и сам помнит.
- Я ответил - был бы собой. А он сказал - "кто сказал, что я такой не благодаря тебе". - сообщил Питер, спускаясь вслед за Сайларом в подвал. - Теперь ты спрашиваешь - что бы ты без меня делал.  А что бы ты без меня делал, Габриэль? Ты сам-то можешь дать ответ на этот вопрос, себе? - уже у самой двери Питер положил руку на плечо мужчины, заставляя того развернуться лицом к себе.
Ладонь будто обожгло чужой злостью и Питеру показалось, что за злостью пряталось куда больше, чем Габриэль позволил увидеть.
- Хватит. Хватит, Габриэль. - в голосе - будто злые слёзы, но глаза сухие и кажутся почти чёрными сейчас. - Мне... больно, понимаешь? - он мог бы и не говорить этого. Эмпатия. Габриэль мог чувствовать его эмоции как собственные.

Питер напоминал себе лоскутного человека - ломали, резали, жгли, но он всегда сшивал себя заново. Выходило криво, выходило уже слегка не так, как раньше, но это по-прежнему был он. А Габриэль? Отец, который его продал; приёмный отец, который купил его как игрушку для надоевшей жены; мать, собиравшая стеклянные шары, так и не смогла принять то "большее", чем стал её сын; голод, с которым невозможно справиться; лабораторная крыса, которой подбрасывают крысок поменьше - посмотреть, как себя поведёт;  многочисленные выстрелы, травля собаками; люди, не говорящие правды, люди, которым нельзя доверять, потому что всё равно - не поймут, не примут, предадут. Чужие личности и чужие воспоминания - а среди них есть яркие, есть радостные, хорошие, в которых чувствуешь - ты нужен, тебя любят таким, какой есть.
Фарш. Ошмётки. И даже уже почти не болит - ноёт, но не разобрать, чьё.
Питер рвано выдохнул, когда разорвался контакт. Снова - отдельно он, отдельно - Габриэль. Только что он ощущал дикую смесь из чужой и своей злости, чужой и своей боли - много даже на двоих.
Горло будто сдавило - невидимой рукой? ошейником из совести? Питер не знал.
"Сцены на пороге?" - спокойный голос, ни тени улыбки, шутка, точно. В этом весь Габриэль.
Питер нервно рассмеялся. 
Ему ужасно не хотелось быть одним из очереди предавших, лгавших, обманывавших доверие, и он до сих пор не мог понять - это он сам или отголоски чужого скрытого страха?
"Он убил Нейтана. Он не заслуживает твоей преданности. Он заслуживает смерти" - чужой голос в голове. - "Ты предаешь память Нейтана. Ты предаешь Нейтана".
Питер провел рукой по волосам, с силой сжимая их в кулак на затылке, стиснул зубы.
"Нет. Мы это проходили. Многие из живущих заслуживают смерти. Многие из умерших - жизни. Не мне решать. У меня может быть сила, как у Бога, но я не Бог. Сайлар умер. Это - не Сайлар, это - Габриэль, и даже если ОН заслуживает смерти... то предательства - не заслуживает. Такого никто не заслуживает, ни один человек".
- Я мог бы встретиться с Гаитянином. - внезапно говорит Питер, когда тяжелая дверь закрылась за ними. - Стёр бы чужое. Ты стал бы собой. - он заглядывает в чужие, чёрные и непроницаемые глаза, и в собственном взгляде - страх пополам с решимостью.
Да, есть большая вероятность, что получив назад свою личность целиком, Габриэль уйдет навсегда. Но так, по крайней мере, будет честно.
Питер всё ещё верит в такую штуку как "честность".

Питер отшатнулся.
Коридор был пуст и пах сыростью, мигала лампочка, заставляя их тени плясать на покрытых потёками ржавой воды стенах.
Нервный смех ткнулся в низкий потолок, унёсся к тёмному концу коридора. Где-то там - сеть кое-как приспособленных под жильё комнат и другие люди. Люди, которые видят в них с Габриэлем лидеров - сильных, уверенных и знающих, что делать. Сколько из них погибнет, если Габриэль откроет глаза - Сайларом?
А ведь действительно. Нейтана не стереть. Это как карточный домик. Нельзя стереть человека из воспоминаний - надо стереть и воспоминания о нём, и воспоминания о воспоминании. Сотри те моменты, когда Сайлар был в теле Нейтана - он всё равно будет помнить свои следующие поступки, следующие шаги, надиктованные и чужой памятью тоже.
Пограничное состояние. Уже который год на тонкой линии между двумя пропастями. Одна пропасть - кровная месть, вражда, игра в кошки-мышки и попытки убить друг друга. На самом деле убить. Не в качестве послеобеденного развлечения. И другая пропасть - позволить стать ближе, звать не напарником, а другом, позволить себе принять и понять - полностью.
Питер боялся сделать шаг в обе стороны, потому что - как? Принять Габриэля, принять тот факт - даже мысленно! - что он и так стал слишком близок, - значит предать Нейтана. Или подставить множество людей под удар, а ещё - что делать с собственной памятью? Ведь Питер-то не забудет ни города, ни израненных пальцев Эммы, ни последнего года.
И по этой шаткой линии больно ходить, и снова врагами - не хочется, и другом - страшно.
Питер провёл рукой по лицу, не в силах больше выдерживать взгляд.
"Он сказал убейте. Он сказал - хотите, скажу как. Он совершенно изменился. Это уже не тот человек. Нет. Нет. Это всё ещё Сайлар".
Пит вскинул голову, заставляя себя снова посмотреть в глаза. Вымученно и невесело улыбнулся, покачал головой.
- Нет, Габриэль. Не поможет. Что тогда делать с моей памятью, в которой уже столько тебя? Глупое предложение, ты прав. Совершенно прав. Пойдем. - лёгко хлопнуть по плечу и направиться к жилой части подвала. -  Надо как-то учиться жить... так. Ну, если не научимся, то... - Питер усмехнулся, - что ж, сцены под дверями - уже какое-то разнообразие посреди попыток пережить охоту на ведьм.