Город жил своей жизнью.
Почти год на чрезвычайном положении мало изменили улицы Нью Йорка - на первый взгляд. Людской поток вдоль вечно стоящего в пробках потока машин. Нервные сигналы водителей, шум разговоров - какофония голосов, жалобы на жизнь, биржевые сводки, отчёты о состоянии здоровья детей или родителей, новости о скидках и распродажах, призывы покаяться перед очередным судным днём и обещания геенны огненной грешникам - как обычно. Но в глазах людей Питер видел недоверие и настороженность. Никто не говорит с незнакомцами, а если и говорит, то нехотя. Зато вежливо. Никому не хочется нарваться на мутанта и испытать на себе его способности.
На обочинах всё так же полно хлама, агитационные листовки всюду, откуда их не срывают, переулки воняют кошками и стены изрисованы граффити. Плакаты и надписи краской на стенах "бей уродов" уже никого не удивляют, Питера тоже. Не удивляют и удвоенные, по сравнению с временами трёхгодичной давности, патрули. И снова мелочь, не заметная на первый взгляд: на полицейских смотрят с надеждой и даже любовью. Никто не говорит "копы" или "легавые". Теперь мужи с оружием на государственной службе - герои.
Манхэттен, известный до последнего закоулка, кажется чужим. Возможно, город не может простить несостоявшегося взрыва - или Питер не может выбросить из головы картинку-воспоминание с руинами. Возможно, тому виной расклеенные объявления "разыскивается опасный преступник" с его фотографией. На фотографии у него короткие волосы, трёхдневная щетина и недобрый взгляд. У властей были целые фотоальбомы с его фотками - почему не влепили на плакат ту, где он обнимает брата и улыбается? Впрочем, что за глупый вопрос.
Осознавать себя объектом охоты Питеру, разумеется, не нравилось. Да, у них было множество возможностей уходить от преследования или не попадаться вовсе, но от мысли, что так будет до самого конца, становилось не по себе.
Питер покосился на идущего рядом Габриэля. Тот, кажется, привык быть объектом охоты ещё со времён Сайлара. Во всяком случае он не помнил, чтобы тот жаловался или сильно расстраивался по поводу. Габриэль всегда был хорошим актером: меняя облик, сживался с новым образом, не выдавая себя ни походкой, ни мимикой, ни интонациями. Взглядом только иногда, и то - Питер подозревал, что это позёр-Сайлар дает фору умникам, шанс узнать себя под маской. Вот только мало было людей, знавших этот чёрный взгляд исподлобья достаточно хорошо.
А Питеру в чужой "шкуре" было неудобно. Казалось, лезет наружу и деревянная походка, и привычка стоять, широко расставив ноги, и настороженный взгляд из-под нахмуренных бровей; иллюзия шелушится, осыпается, как горелая бумага и все догадываются. Но пока всё хорошо, люди видят круглое и в меру небритое лицо с выгоревшими на солнце светлыми ресницами, и его мякого обладателя нельзя заподозрить в умении дать в бубен так, что мало не покажется.
- Кайл просил купить сигарет. - вспомнил Питер и зачем-то сказал вслух. Кайл мог бы достать себе всё что угодно сам, но Питер просил его не использовать свой телепорт без особой надобности. Не стоит злить собак ворованными сигаретами и журналами для взрослых из заправочных станций и супермаркетов.
Он остановился у киоска с сигаретами и разной мелочёвкой, когда взгляд его упал на валяющуюся на асфальте брошюрку.
- Пачку лёгкого лаки... - успел только сказать парень, а потом уже ничего не сказал - всё вылетело из головы, и Кайл, и сигареты, и ожидающий продолжения фразы продавец, и двое копов, пьющих кофе в машине у обочины. Ничего не имело значения - цель выхода на улицы, маскировка, годы подполья и войны в окопах, ненавистная лаборатория, борьба за право жить. Потому что с глянцевой листовки на него смотрел Нейтан.
...нет, фотографического сходства не было. Да и фотографичности как таковой не было: наполовину скрытый тенями, с тёмным тяжелым взглядом и улыбкой-шрамом на горле. За спиной - овальной формы комната, смутно угадывающийся стол и разбитое окно с видом на парк.
Питер жадно вглядывался в рисунок - проседь на висках, красный галстук, часы - те самые! Он подарил их брату на день рождения, потратив первые свои самостоятельно заработанные деньги: конечно, это не положенные большой шишке часы за несколько тысяч, но и не китайская подделка. Нейт не носил их с тех пор, как подался в политику. Художник не мог их видеть. И не мог видеть, не мог знать, да откуда! - про шрам.
Это значило... это значило...
Он не почувствовал, как его трясет - увидел, как дрожит листовка, которую он протягивал Сайлару.
- Гэб, - внезапно пересохшими губами произнес Питер, - Скажи, что мне это не кажется.
Мир был какой-то... сузившийся. До единой точки, до единой цели, а дрожь в теле - это не страх, это даже не истерическое. Это готовность сорваться в любой момент и не останавливаться, пока... и думать страшно.
Стоит только позволить сказать это себе, иобратной дороги не будет, он не успокоится, пока не передавит всех бабочек, лишь бы. Лишь бы.

Питер с трудом оторвался от портрета брата и поднял взгляд на Габриэля.
Будь он сейчас менее взбудоражен открывающимися возможностями, он обратил бы внимание, что поведение напарника несколько... странно. Или кажется таковым. Как будто Габриэль не удивлен тому, что видит Нейтана на картине - таким, каким его не мог видеть художник.
- Это реальность. - в голосе Питера не было и тени сомнения.
Паркман - единственный, кто может так "подшутить", но он далеко, да и не стал бы шутить так жестоко, тем более, понимая, чем это может закончиться.
Питер снова впился взглядом в брошюру, но смотрел уже не на портрет Нейтана - адрес картинной галереи и контакты художника. Он считал, что не дает себе лишней и ложной надежды, не бросается, сломя голову, к Хиро, не хватает за грудки Габриэля с криками "пойдемспасемнейтананемедленно!", в общем, по мнению самого Питера, он действовал рассудительно. Сначала надо найти художника, расспросить, как он это нарисовал и если художник наделен даром предвидения... то может нуждаться в помощи. Очевидно, что власти не знают о его существовании, в застенки вайомингской лаборатории забирали и с более безобидными способностями.
Все логично, план есть, но если бы Питер мог видеть со стороны собственный взгляд и мог бы трезво себя судить, он бы счел, что стал на ту самую "пограничную линию", с которой падать высоко и больно - в безумие.
Питер вытащил сотовый, набрал номер Кайла.
- Узнай, пожалуйста, адрес Джека Морта. Это художник, выставляется в галерее Сохо. Я не могу, у меня нет под рукой подключенного к интернету компьютера. Перезвони, как только. Спасибо. Да, иначе я не стал бы тебе звонить.
Спрятав телефон обратно в карман джинс, он повернулся к напарнику.
- Пока ищут адрес художника, надо заглянуть в галерею. Мыдолжны узнать, когда была нарисована эта картина. Если после две-девятого, то... ты понимаешь, что это значит. Это значит будущее.

Он старался не бежать и идти не слишком быстро, но всё равно казалось, что за ними сам дьявол гонится, несколько кварталов до Сохо они прошли меньше, чем за пятнадцать минут, хотя дороги было на полчаса.
По счастью, галерея была не из тех, которые исключительно по приглашениям и для избранной публики. Даже не смотря на это, людей внутри было мало. Несколько туристов, пара праздношатающихся зевак. И вот теперь двое парней, ни разу не похожих на ценителей искусства.
Стиль мистера Морта отличался от того стиля, в котором рисовал Айзек. У Айзека были кадры, не цельные картины, подчас небрежные, выполненные за несколько часов. Симона, как он помнил, могла забрать ещё не просохшую картину на выставку да и популярностью Айзек был обязан по большей части Линдерманну. Для многих нью-йоркских снобов тот факт, что за картины этого же автора один из богатейших людей Америки платит миллионы, был решающим фактором, чтобы потратить свои. Пожалуй, будь Линдерманн жив, пару картин он бы обязательно купил. Питер не считал себя большим специалистом по части искусства, но картины Морта ему понравились намного больше работ Айзека.
Странно, но портретов среди картин было очень немного, а те, что были, мало походили на портреты реальных людей. Что-то от Эль Греко - чуть вытянутые восковые лица, блестящие тёмные глаза; что-то от Врубеля - графичность цветовых пятен, объем; что-то от Гойи - цветовые акценты из чистых белых и красных.
Но он здесь не для того, чтобы любоваться живописью. Они остановились у портрета Нейтана, оказывается, назывался он "Fallen sky", но главное, что написан был в этом году.
- Допустим, - набрав в лёгкие побольше воздуха, начал Питер, - Допустим, художник вдохновился историей сенатора Петрелли. Допустим слышал, что тот был пилотом. Шрам на шее... допустим, совпадение. Но, видишь, - он указал на картину, - Часы. Такие же я подарил Нейтану, когда мне было шестнадцать. Он их носил всего пару лет, и то - не на работу. Это... это не может быть совпадение. - Питер вдруг подался вперед, всматриваясь в фон картины и чуть удивленно приподняв брови. - О. А за его спиной - овальный кабинет Белого Дома. И вот это вот - точно не прошлое.

Может быть другие картины и значили что-то - но явно для других людей. Кроме портрета Нейтана и "того самого" паба не было ни одной знаковой работы. Питер нервно переминался с ноги на ногу, в ожидании звонка от Кайла, и его мысли занимала только разработка плана - как вернуть Нейтана к жизни и дать рисованному пророчеству сбыться. Раньше было наоборот, раньше увиденное на картинах-пророчествах страшило и он... - они - искали способы как не дать этому случиться. А теперь вот. Так.
Проходя от одной картины к другой, Питер почти забыл о Габриэле - пока случайно не задел того плечом.
К этой способности привыкнуть не получалось никогда. Эмпатия. Как будто бы мало собственной, врожденной, самой что ни на есть обычной - ничего сверхъестественного. Но от собственной получалось откреститься, сделать вид, что не понял, малодушно отказать в праве на страх и боль - сильным. Сами справятся. Габриэль - сильный парень, этот всё переживёт... но сейчас его чувства и эмоции, невысказанные и наверное непонятые пока им самим - обжигали. И на сей раз их нельзя было игнорировать.
Питер снова коснулся его плеча, на сей раз уже намеренно, считывая эмоции, желания, страхи; снова считывая воспоминания о баре и о красной машинке, о кровавых брызгах на заднем стекле машины и собственной беспомощности.
- Я понимаю. - тихо произнес Питер, - Я понимаю, что ты не хочешь этого. И понимаю, почему.
Зачем вообще нужны слова - сейчас? Канал связи налажен, они оба ощущают эмоции и чувства друг друга как свои собственные, о таком уровне эмоциональной связи не могут мечтать даже старые любовники, а они друг другу едва ли друзья, но эта связь есть и от неё никуда не деться. Знание-без-понимания. Чужие эмоции можно узнать, но понять и принять - не всегда.
"Ты боишься стать лишним, Гэб; боишься, что потеряешь то, что есть сейчас, с возвращением Нейтана, боишься, что больше не будешь нужен мне. И я слишком уважаю тебя, чтобы лгать тебе, говоря, что возвращение Нейта ничего не изменит, что ты будешь нужен и что я не оставлю тебя одного. Да, мне бы хотелось, чтобы ты остался и не ощущал себя лишним, но я не буду добиваться этого ложью или манипуляцией. Я не повторю ошибки своих родителей и буду честен с тобой, даже если это будет значить потерять тебя. Те, кто тебе лгут, обычно платят очень большую цену за свою ложь, но и это - не причина. Я просто не хочу лгать. Ни тебе, ни кому-либо. Я очень устал от этого". Они не могли читать мысли, как это делал Паркман, но Питер надеялся, что Габриэль поймет его.
- Но ты же понимаешь, что я не могу иначе. Ты чувствуешь. Я не буду пытаться переубеждать тебя. Потому что ни тебе, ни мне не нужны слова. Я просто хочу... чтобы ты был рядом. Мне нужна твоя помощь.
И - не словами, но эмоциями - "ты мне нужен", вместе с болезненным пониманием "пока - нужен". Вышел какой-то щемящий коктейль, щедро разбавленный чувством вины.
Когда вернется Нейтан, рядом будет Нейтан, а не обрывки памяти в другом человеке. Когда Гэба "заносит" и он начинает путать своё с чужим... это каждый раз было чертовски больно и хотелось выть, но полностью блонировать его Питер не хотел. То ли из эгоизма, то ли из мазохизма: кусочек самообмана раз в месяц, много самобичевания, разодранная в очередной раз рана на сердце и понимание, что ещё живой.
Сигнал телефона возвестил о входящем сообщении. Питер откинул крышку сотового, пробежался глазами по тексту.
- Есть адрес. Это недалеко. Мы можем идти.

"Ничего не в порядке", - подумал Питер, - "И с Габриэлем надо будет поговорить. Основательно так поговорить. Видимо, не та ситуация, в которой могут помочь эмоции и надежда на взаимную эмпатию".
- Пойдем, - сказал вместо этого он. - Просто так... не. Попробуем обьясниться честно, если не пустит... что-нибудь придумаем. В первый раз, что ли.
Да, за последнее время далеко не всегда получалось действовать так, как привык - честно и в лоб заявлять людям всю правду, без обиняков и плевать что подумают. Питеру случалось уже вламываться к людям и вопить о способностях и будущем... но это было в прошлом. Сейчас пришлось стать аккуратнее.
Художник жил в нескольких кварталах от галереи. Сохо, творческий район, можно встретить знаменитость на улице... и мало кто уже реагирует, кроме самых преданных фанатов, ну идёт себе звезда, ну и пускай идет.
Дом был из "хороших" - ресепшен, домоправитель, Питер нацепил самую доброжелательную из своих улыбок на чужое лицо и заверил сидящего за стойкой человека, что они - старые друзья мистера Морта и он давно ждёт их в гости. А ещё незаметно свистнул использованный носовой платок со стойки.
По дороге к лифту показал платок Габриэлю.
- Это на случай, если не откроет незнакомцу. Давай сначала я попробую по-своему?.. А если у меня не выйдет - кто-нибудь из нас прикинется консьержем.
У дверей с указанным в адресе номером Пит остановился и глубоко вдохнул. Бросил быстрый взгляд на напарника.
- Будем надеяться, что всё пройдет гладко. И силовое воздействие не потребуется.
Он постучал в двери и, дождавшись ответа с той стороны двери, произнес:
- Мистер Морт, мне очень нужно с Вами поговорить. Это касается Ваших работ. "Упавшее небо" и "Обратно к". Это очень, очень важно. Вопрос жизни и смерти.

- Я не хочу купить картины. - Питер прижался к двери, чтобы не орать на весь коридор. Жестом попросил Габриэля молчать. Присутствие двоих людей за дверью может напугать художника.  -  Я хочу узнать, КАК Вы их написали. Мистер Морт, это очень, очень важно. Если во время написания этих картин происходило что-то...необычное, то Вы можете быть в опасности.
Умом Питер понимал, что подвергается опасности сам, если кто-то, кроме Габриэля, слышит этот разговор. И что если интуиция его подводит, и те самые часы на руке, и шрам - это просто совпадение - то ничто не мешает мистеру Морту самостоятельно вызвать агентов.
Но Питер привык доверять своей интуиции и действовать так, как подсказывает сердце. И тот факт, что он до сих пор жив, пожалуй, свидетельствовал о том, что он не ошибался во многих вещах.
- Я не могу больше говорить на весь коридор. - добавил он тихо, надеясь, что дверь не настолько плотная, чтобы не пропустить ни звука. - Это тоже очень опасно.
А теперь - молиться, чтобы художник внял гласу - не разума! - интуиции, ну должно же у творческого человека быть своё чутье! - и открыл двери.

Всё вышло очень хорошо - Джек Морт сам их пустил и теперь у Питера не оставалось сомнений в том, что у художника есть способности и - о боже - всёполучитсявсёполучитсявсёобязательнополучится.
- Вот это, - Питер протянул художнику найденную брошюру с выставки, - Человек, изображенный на картине - это мой брат. Его зовут Нейтан. Он умер несколько лет назад. Часы на его руке. Вы не могли их видеть. И о... - Питер едва заметно поморщился, будто от боли, и вместо того чтобы высказать слово, коснулся пальцами своего горла, проводя короткую черту, - Вы тоже не могли знать. Все считают, что он разбился на самолёте. Это не так.
Он понимал, что объяснения достаточно сумбурные и для человека, который ещё недавно считал себя сходящим с ума, этих объяснений, пожалуй, мало.
- Есть такой дар. Рисовать будущее. - пояснил Питер, глядя на художника со странной смесью эмоций на лице и в глазах: как будто он был и спасаемым и спасителем одновременно. - Когда рисуешь, то...видишь картину на пустом полотне, какой она должна быть, и рука будто чужая, движет кистью, безошибочно, и будто понимаешь, что делаешь, но когда это наваждение проходит - то видишь собственную же работу в первый раз. - он не спрашивал, не пытался уловить эмоциональный отклик на лице Джека, он утверждал. Не сомневался в том, что эти ощущения знакомы мужчине, а его собственные слова сейчас больше были подтверждением для самого Джека - они не враги ему.
- Картины, нарисованные в таком состоянии... они могут быть непонятны. Могут вызывать недоумение. Но они сбываются. Всегда. У Вас не разрушительная способность, мистер Морт. - теперь в голосе и взгляде Пита было сопереживание. - Но за Вами всё равно придут и Вам надо подумать об убежище.

Слова о "любом преступнике" неприятно кольнули. Он не преступник. И никогда не хотел быть разыскиваемым "террористом".
- А вторую половину жизни этот преступник отдал бы за то, чтобы стать нормальным и спать ночами спокойно, - ответил Питер, может быть чуть резче, чем следовало. - Простите. Вам, должно быть, нелегко. Всем нам нелегко, но это не повод... выливать злость.
Питер тряхнул головой, прогоняя невеселые мысли. Пылающий мальчишка с рисунка художника мог быть опасен не только для себя, но и для окружающих. Его надо найти. И надо возвращать Нейтана. Сейчас, пожалуй, у него есть все шансы исправить положение вещей.
За национальным символом пойдут толпой, и поверят любому слову... Пит усмехнулся своим мыслям. "Что, не ждали, что ваша пропаганда вам же боком выйдет? Придется теперь освободить место для героя. Герои, они, знаете ли, и с того света вернуться могут".
- Это можно контролировать - со временем. - кивнул Питер. - Но этому бессмысленно препятствовать. Транс будет находить Вас и покзывать частички будущего где бы Вы ни находились. Потому что такова - судьба. Мир снова на грани гибели и только Вы можете дать людям подсказк, как избежать этого. Как спастись. - парень посмотрел в глаза художнику, подошел чуть ближе, коснулся плеча - легко. - В прошлый раз, когда я видел человека, с талантом вроде Вашего... был 2006-й год. Тогда Нью Йорк едва не взорвался. Об этом мало кто знает сейчас. Но знали бы, не будь того художника, Айзека Мендеса. И не поверь он в то, что на самом деле рисует будущее. Вы не должны сопротивляться этому дару, мистер Морт. Он не убивает людей. Он показывает беду, чтобы другие поняли, придумали, как избежать её. Будущее не высечено на камне, митер Морт... Джек. Боюсь, сейчас судьба человечества в Ваших руках.
То ли увлекшись убеждением художника в необходимости смириться с даром, то ли уйдя в воспоминания об Айзеке, Питер не заметил короткой и тусклой золотистой вспышки, от плеча художника к своей руке. И вот маскировка летит к чертям, а он сам понимает, что может подойти к мольберту и нарисовать ещё клочок будущего.
- Простите. Я не хотел Вас напугать. - Питер спешно сделал пару шагов назад. - Я перенимаю чужие способности при контакте. Но до сих пор иногда - случайно.
Пора возвращаться в настоящее. К насущным проблемам. И решать их.
- Габриэль, ты сможешь найти этого парня? - Питер кивнул на портрет. - Его надо предупредить. Он может быть в опасности, он  - и все, кто его окружает. А я займусь... подготовкой. Мне нужен Кайл. Нужно позвонить Хиро. Это срочно.
Питер коснулся руки Габриэля, прикрыл глаза. Когда открыл их - лицо осталось прежним, он не перенял оборотничество, он взял что-то другое.
- Я понимаю, что Вам хочется спокойствия, Джек. - уже от двери, обернувшись, сказал Питер. - Но Вы нужны этому миру. Ваши картины - нужны.
Питер выбежал из квартиры, не прощаясь. С Габриэлем он давно уже отвык от сантиментов вроде прощального обьятия или пожеланий удачи. Разве что перед самоубийственной вылазкой, а сейчас... сейчас ему всего лишь надо найти и украсть из морга подходящий труп.